Городок стоял на берегу реки. Представлял он из себя длинный дом, где жили ученики и наставники, тренировочный двор, капище Перуна, обнесенное невысоким частоколом, и все это — за бревенчатым тыном.
Во дворе будущих кметов встретил Митяй, приехавший заранее. С шутками и смехом юноши распределились по длинному дому, сложили вещи и снова вышли во двор.
Митяй пошептался с напарником, а затем повернулся к толпе.
— Значит так, молодые люди, — сказал он. — Вот здесь, — он показал на странного вида сооружение, немного напоминавшее виселицу, — будем учиться владеть копьем на скаку. Здесь, — теперь его палец был указующе простерт по направлению большого кожаного мешка, висящего на деревянной подставке и набитого чем-то тяжелым, — будем стучать кулаками. Всему остальному будем обучаться здесь. — Митяй обвел рукой остальной двор. — Всем все понятно? Тогда с завтрашнего дня и приступим.
Впереди всей толпы стоял Чурила Пленкович (не позволявший, кстати, называть себя иначе, как по имени-отчеству) — сын какого-то знатного боярина, красавец, неисправимый бабник и при этом неплохой, по слухам, боец. За неделю на княжеском дворе Леший умудрился два раза поцапаться с Пленковичем. Один раз новгородская стеношная выучка одержала верх. Но зато в другой боярский сын одолел купеческого за счет ловкости. Поговаривали, что в дружину он решил проситься из-за того, что чем-то не угодил отцу, и тот выгнал непутевое чадо со двора долой. Владимир же принял Чурилу по старой памяти.
Так вот этот самый Чурила сначала смерил Митяя взглядом, а потом придал лицу удивленное выражение и произнес:
— А кто ты такой будешь, собственно говоря?
— Митяй, по прозвищу Молния, из Византии. Буду учить вас всех без оружия драться.
Чурила поменял позу и небрежно поинтересовался:
— Какой же ты Митяй из Византии, когда ты жид пархатый? — жидов Чурила за что-то особенно не любил и всячески это подчеркивал.
— Ай, молодой человек, — нисколько не обидевшись, ответил Митяй. — Какое это имеет значение?
— Да ни в жисть такому не бывать, — разозлился Пленкович, — чтобы жид русича драться учил!
— А где же это видано, чтобы умный молодой человек вот так сразу говорил, не подумав и не проверив? Ведь может же так оказаться, что и я тебя научить могу…
— Что? — взревел Чурила, выпячивая широкую грудь. — Да я тебя… одной левой!
Леший ухмыльнулся, припомнив силу невзрачного жида в драке. Остальные с ней еще не сталкивались, а ростом Митяй был на голову ниже Пленковича, поэтому с интересом приготовились смотреть, как парень согласно обещанию одной левой уложит нахального чужеземца.
— А почему бы и не попробовать? — широко улыбнулся Молния.
Будущие кметы расчистили круг. Ратибору все это живо напомнило его собственное принятие в дружину — снова круг, снова в круге ученик против наставника. Только ученик был другой, и учителя он вызвал сам, и дрались без оружия.
Чурила, так же как и Леший когда-то, широко размахнулся с намерением врезать слева в челюсть. Митяй плавно, но очень быстро развернулся на носке, поймал бьющую руку за кулак и провел дальше в том же направлении. Боярский сын рухнул, как срубленное дерево, но тут же вскочил и полез в ближний бой, желая, судя по всему, задавить противника в медвежьих объятиях. Но и это ему не удалось — Молния, в очередной раз оправдывая свое прозвище, отскочил, а затем его кулак по короткой дуге врезался в подбородок Чурилы, а нога в то же самое время подсекла противника под коленки — Леший только теперь понял, как дядька поверг его наземь неделю назад. Парень снова упал, и на сей раз надолго. Остальные некоторое время молчали, переваривая увиденное. Потом Пленкович зашевелился, с трудом поднялся, потирая челюсть, пошатал пальцем зубы, проверяя, все ли на месте. Затем повернулся к Митяю, как-то по-новому на него посмотрел и спросил:
— А как это ты меня?
Митяй снова засверкал зубами:
— Вот! Теперь он таки понял, что даже у старого еврея есть чему поучиться! Еще у вас есть вопросы?
Еще вопросов ни у кого не оказалось, за исключением одного, который вертелся на языке у всех: когда же и нас так же научат?
— Киев не сразу строился, — хором ответили оба наставника.
Лешему не привыкать было к тренировкам. И дома он, бывало, упражнялся до седьмого пота. Разумеется, курс молодого бойца, пройденный им в Киеве, несколько поменял его понятия о настоящей тренировке. Но то, чему организм Ратибора подвергся в городке, выходило за всякие рамки.
Первый же день начался с того, что Хельги, бодрый и свежий, как всегда, вошел в длинный дом еще затемно и заревел, приставив ко рту широченные ладони:
— Подъем, богатыри!
«Богатыри» повскакивали с кроватей и потянулись было к одежде.
— Куда? — снова заревел Лодыжка. — С утра тренироваться только в подштанниках. И босиком!
Накануне подморозило, да еще и снег выпал довольно глубокий. Выбежав из дома полуголыми, ученики тут же принялись плясать: промерзшая земля немилосердно обжигала ноги. Но тут наставник (кстати, в сапогах и полушубке) тоже вышел во двор, и началась утренняя разминка. К ее концу от бегающих юношей валил густой пар, а устали они так, что на еду сначала смотреть не могли, а, немного отдохнув, съели все без остатка и попросили бы добавки, да знали — не дадут.
Однако изнурительная «утренняя зарядка» не шла ни в какое сравнение с тем, что Хельги устроил своим подопечным перед обедом, «для улучшения аппетита», как он сам выразился.
Лодыжка выжимал из учеников все соки, заставляя сначала часами махать в воздухе палкой (весившей раза в два больше самого тяжелого меча), потом рубить стоячие бревна и упражняться с деревянным болваном. Болван крутился на стояке и держал в одной руке щит, в другой — увесистый мешочек на веревке. Требовалось, ударив мечом в щит, тут же защититься от кистеня, который в противном случае ощутимо бил по спине или затылку. Тех же немногих, кто возмущался чрезмерной нагрузкой, Хельги заставлял делать и вовсе бессмысленные вещи — например, прямо посреди двора упасть, а потом отжиматься от земли на руках, пока не посинеешь. Пару раз так проделав, Леший понял, наконец, что наставник в свободное время и наставник на учениях — два разных человека, и если первый ему друг, то со вторым лучше не спорить.
Настоящему бою на мечах стали учить только на второй месяц, когда все ученики изрядно поднаторели махать железкой по воздуху и болвану. Тогда-то Леший и понял, что это такое, когда по голому телу бьют мечом, пусть даже завернутым в тряпки. Потом частью снова привык, а до тех частей, которые не смогли привыкнуть, старался оружие противника не допускать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});